Одной из основных задач нашего Епархиального Собрания является чёткий ответ на вопрос: почему мы существуем? Почему есть Зарубежная Русская Церковь, Церковь Русская во Франции и в Америке, в Австралии и в Новой Зеландии?
Почему она, будучи Русской, не подчиняется Московскому патриарху, а если не подчиняется ему, то почему не покидает Поместной Церкви, на возглавление которой патриарх Алексий претендует, признаваемый в этой претензии всеми православными патриархами?
На первый вопрос (почему мы не подчиняемся Московскому патриарху) мы достаточно говорили на прошлогоднем нашем собрании, разрешению этого именно вопроса был по преимуществу посвящён мой прошлогодний доклад.
Сейчас нам надлежит отвечать, почему во Франции и в Америке, в Австралии и в Новой Зеландии мы хотим принадлежать к Русской Церкви, и не торопимся создавать Французскую, Американскую, Австралийскую или Новозеландскую Поместные Церкви, а пока они не создались, не укрываемся под омофор старейшего в православном мире — Константинопольского патриарха, не подчиняемся ему?
Нас хотят убедить, что наш церковный путь неканоничен, что мы замкнулись в узком национализме и политиканстве, творя из них кумиры и жертвуя этим кумирам церковной каноничностью и вселенскими интересами Церкви.
Свой доклад сегодня я посвящу разъяснению того, почему наш путь является для русских за рубежом и единственным канонически законным, и служит с нашей стороны выполнению долга не только перед Русской частью Вселенской Церкви, но и перед всей Вселенской Православной Церковью.
Недавно в Швейцарии, на одном интерконфессиональном собрании один из докладчиков, профессор и священнослужитель одного из христианских исповеданий, говоря о другом исповедании, сказал, что он признает во всем превосходство этого другого исповедания, и в смысле организованности, и в смысле жертвенности, и в смысле большей высоты сбережённого к настоящему моменту религиозного уровня, но не может перейти в это исповедание, потому что 500 лет тому назад этим исповеданием совершены были такие-то тяжкие прегрешения. Это очень глубокое обоснование и в существе своём верное.
В церковной жизни, в церковной истории нет срока давности. То, что совершается в Церкви, совершалось сегодня или тысячу лет тому назад, совершается навсегда, и за все своё, за всю свою историю, за все свои деяния Церковь всегда несёт всю полноту ответственности.
И каждую ошибку свою, чтобы от неё избавиться, каждая часть Церкви, будет ли это Поместная Церковь, епархия, приход или отдельный член Церкви, должны они так или иначе покаянно исправить.
Посмотрим с этой несколько углублённой точки зрения (а к церковным вопросам нельзя подходить поверхностно, надо всегда подходить углублённо) на то, что совершается сейчас в недрах Русской Церкви.
Если вдумчивый совестливый человек через 500 лет отказывается присоединиться к Церкви, совершившей грехи или несправедливости тысячелетия тому назад, то насколько невозможнее будет для совестливого и вдумчивого человека присоединение или состояние в Церкви, которая оправдывает, обеляет, восхваляет величайшие жестокости, обманы, насилия и вообще попрание всех Божеских и человеческих законов, наибольшие преступления, когда-либо бывшие в человеческой истории и солидаризируется с силой, творящей их.
Вы понимаете, что в свете всех этих соображений проблема патриарха Алексия перестаёт быть проблемой только русских, но становится проблемой всемирной, вселенской по своему характеру.
Впрочем, надо сказать вообще, что, говоря об этой проблеме, мы говорим не только о патриархе Алексие, хотя в нем эта проблема сконцентрирована с наибольшей полнотой и законченностью.
Но эта проблема касается не только его, но и всех Поместных Церквей, пошедших по тому же пути, даже больше того, всех аналогичных течений в различных инославных церковных организациях, поддерживающих, оправдывающих и так или иначе старающихся амальгамироваться с мировым движением лжи и жестокости, бросающих вызов Богу.
Нельзя сужать проблему. Тут идёт штурм не отдельных ветвей, а всего христианства, попытка не только прямым гонением поставить всё христианство на колени и искоренить его в целом мире, но попытка и скомпрометировать христианство, запачкать его так, чтобы уже никогда, и через тысячелетия, ни один вдумчивый и совестливый человек не смог исповедать абсолютно истинной Церковь, поддержавшую небывалые в человеческой истории преступления лжи и насилия.
Христианству — Христу Спасителю нужны совестливые души. Только они одни и ценны для Церкви. И привлечение к Себе, и состояние в Ней человеческих душ для Неё ценны только, по совести. Всякое иное привлечение и состояние в Церкви для Неё не ценно, бесплодно, внутренне бессмысленно. И вот этого-то — драгоценнейшего — совестливого состояния в Ней человеческих душ и хочет лишить Церковь коварный план сатаны, осуществляемый им при посредстве не только патриарха Московского Алексия, но и Румынского патриарха Юстиниана, и сербского «священнического общества», и Чешско-Моравской гуситской «Церкви», возглавляемой «патриархом» Франтишком Коваршем, и Чешской «католической акции» аббата Горака, и англиканского епископа Бирмингемcкого Бариса, и красного декана И. Джонсона и д-ра Барта и многого множества иных идеологов и осуществителей примирения и сотрудничества христианства с богоборчеством, оправдателей и восхвалителей лжи и жестокости богоборческой силы.
Нам бросают упрёк в политиканстве и требуют от нас, чтобы всю «политическую борьбу», т.е. борьбу с богоборчеством — силой религиозной или точнее антирелигиозной, прикрывающейся политическим плащом, мы предоставили бы исключительно специально политическим течениям, а сами, как представители Церкви, полностью от неё устранились бы. Но нам надо ясно понять, что внецерковное внехристианское обличение злой богоборческой силы никак не уменьшает соблазнительного эффекта наличия церковных, именующих себя христианскими, явлений, одобряющих злую силу, восстающую на Бога.
Наоборот, внецерковное обличение только усиливает эффективность соблазнительности мирного сотрудничества церковных служителей и Божиих врагов.
Если борьбу против коммунизма будут вести только внехристианские, внецерковные силы, а церковные будут или поддерживать коммунизм, или отстраняться от борьбы с ним, то всякое обличение, всякое раскрытие лжи и преступности коммунистической силы будет свидетельствовать и против христианства.
Внехристианский мир, борющийся против коммунизма, будет как бы говорить: вот каковы преступления, вот насколько велика нравственная растленность и возмутительность того явления, которое так поддерживается и восхваляется столькими представителями разных ветвей христианства.
Таким образом, величайшая угроза христианству — отнятие у него его драгоценнейшего достояния — совестливых человеческих душ, закрытие им нравственной возможности вступления в Церковь совершается с разных сторон и может совершаться даже в акте обличения богоборческой силы.
Удаётся ли этот страшный душегубящий план? Нет. Слава и благодарение Богу, нет!
И великой честью для нас с вами, отцы и братья, является то, что в ряде причин, почему этот диавольский план, хитро задуманный и проводимый, не увенчивается успехом, и нам с вами принадлежит известная роль.
Кто прежде всего препятствует осуществиться этому плану компрометации Церкви, её загрязнению бессовестностью?
Прежде всего, конечно те, кто непосредственно, на самом месте борьбы, этому вынуждаемому у них всеми мобилизованными диавольскими силами порабощению не подчиняются.
В нашей Русской Церкви — это Тайная Церковь, это те мученики иерархи, священники и миряне, не просто отдающие свою жизнь за Христа, но сопротивляющиеся до мук и до смерти, ежеминутно и ежечасно, изощрённому изобретательному продуманному насилию, старающемуся то запугать, то принудить мукой, то подкупить, то уговорить-убедить, притом, во всеоружии абсолютной власти над одной пятой частью земли и при отсутствии перспектив на сколько-нибудь скорое преодоление этой власти.
Они являются истинной славой Церкви. Наш страшный период церковной истории, который при отсутствии Тайной Церкви в России, был бы периодом величайшего позора Церкви, Её падения, Её измены и своему Главе и Себе Самой — становится при наличии Тайной Церкви периодом величайшей Её славы, наглядным свершением слов Господних о том, что врата адовы — вся мобилизованная и до конца предельно напряжённая сила диаволова, не может одолеть Церкви, до конца верной Своему Божественному Главе.
Это относится ко всем не покорившимся сатанинской силе ветвям Церкви, но прежде всего к Тайной Церкви в России, потому что в то время, как над иными православными и инославными христианскими образованиями опыт по их преодолению — уничтожению или порабощению — начаты только недавно, и о результатах ещё рано говорить, то над Русской Церковью цикл сатанинских опытов уже полностью завершён, и то, что прошло через горнило таких тридцатилетних испытаний, уже подлинно золото, а не солома.
Почему именно на Православную Церковь, а в Ней на наиболее сильную и плодоносящую ветвь — на Русскую Церковь прежде всего напали силы ада, нам станет ясно, когда мы вспомним многознаменательные слова апостола Петра: «Если ты пострадал как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь, ибо время начаться суду с Дома Божия. Если же с нас начнётся, то каков конец непокоряющимся Евангелию Божию» (1Пет 4.16,17).
Итак, спасают Церковь Христову и всё человечество от осквернения в нём всего истинно святого тайные церковные исповедники и мученики.
Но именно потому, что они тайные, тайные в наибольшей степени, ещё небывалой за человеческую историю, они не имеют возможности сказать о своём подвиге, о самом существовании своём. Не могут они выступать и с открытыми громкими обличениями неправды сдавшихся сатане церковных ветвей, говорящих ложь от имени Церкви.
Следовательно, одним только существованием Тайной Церкви, наличием тайных рабов Божиих, борющихся за Бога и Его правду в неизбежной абсолютной скрытности, ещё не разрушаются до конца планы диавола скомпрометировать Христову Церковь в глазах человечества и истории.
Совершенно реально наличествует опасность того, что голос Тайной Церкви будет никем не услышан, самое существование её останется человечеству неизвестным и перетолкованным.
Нужно, чтобы у Тайной Церкви был её рупор в свободном мире: по всей возможности единая и с ней органически слитая её часть, которая выполняла бы ту долю работы, какую Тайная Церковь, вершащая высочайший и труднейший подвиг, физически не может совершать: громко обличать дела священнослужителей, сдавшихся сатанинской силе, свидетельствовать об их неправомочности, выступать от имени гонимой ими Церкви, и этим опровергать обвинения Церкви в соучастии в преступлениях богоборческой силы, свидетельствовать о славе Церкви и Её мучениках.
Это и делает наша Зарубежная Русская Православная Церковь, чадами которой мы с вами имеем высокую радость и честь состоять.
Конечно, мы понимаем большую качественную разницу между нашим делом и подвигом Тайной Церкви. Если бы Её не было, то не было бы той церковной славы, свидетельство о которой является нашей лучшей радостью и украшением. Если бы не было нас, то свидетельство о подвиге Тайной Церкви всё равно было бы. Может быть, по слову Господнему, об этом вопили бы камни, но в этом случае их вопль был бы всем нам в суд и во осуждение.
Однако, если бы, от чего да избавит Свой мир Господь, Тайная Церковь в России оказалась бы в конец уничтоженной и задушенной силами диавола, необходимость существования нашей Зарубежной Церкви не прекратилась бы, а лишь возросла бы во много крат.
Мы тогда остались бы единственными верными Христу представителями Русской Церкви, её защитниками перед Божиим судом, перед мировой историей и перед человеческой совестью от обвинения в том, что вся Она сдалась силам зла и стала сотрудничать с ними.
Но даже этим святейшим делом — единством с Тайной Церковью и представительством Её в свободном мире не ограничивается значение нашей Зарубежной Церкви.
Мы являемся представителями не только Тайной Русской Церкви, но и выразителями лучших чаяний, лучших мыслей и чувств лучшей части клира даже официальной церкви, хотя мы и боремся с ними, поскольку и покуда они являются инструментами в руках сатанинской власти.
Но несмотря на это, или, гораздо вернее, именно благодаря этому, многие лучшие из них, из порабощённых священнослужителей, со скорбью и неохотой поминающих поставленного страшной властью лже-патриарха, многие из них именно к нам питают в лучших глубинах своей души благодарное чувство за то, что мы обличаем этого лже-патриарха и тем выражаем и их мысли и настроения.
Это не выдуманная претензия: это единогласное свидетельство всех, вырвавшихся из-под страшного гнёта за последние годы священников и монахов оттуда.
Они рассказывают, что они представляли себе там Зарубежную часть Русской Церкви именно такой: непримиримой с сатанинской властью и со всяким видом служения ей. Они сами всегда всем сердцем хотели бы исповедовать и словом и делом то же самое, и только панический, поработивший их страх перед воистину устрашающей диавольской властью, препятствовал им делать это и заставил их подчиняться поработившейся сатане церковной власти.
Почти все эти священнослужители, там принадлежавшие к официальной церкви, оказавшись в свободном мире вошли в нашу Русскую Православную Заграничную Церковь. И если за последнее время некоторые из них, сравнительно очень немногие, ушли в средние церковные группировки, то сделали они это, без исключения, не по принципиальным соображениям, а по тем или иным практическим.
В Московскую же церковную группировку не ушёл ни один из них. Это ясно свидетельствует о том, что в непорабощённых глубинах своих сердец всё русское духовенство, за редкими исключениями, не с патриархом Алексием, а с нами.
Свидетельство этих, сбросивших с себя при первой же возможности всякий налёт единения с Московской церковной властью сотен священнослужителей, столь совершенно единодушный с нами, удостоверяет нас в том, что именно наша церковная позиция является подлинным выражением мыслей и чувств подавляющего большинства верующих русских людей.
Этим опровергается и то недостойное обвинение, которое иногда бросается нам, обвинение в том, что наша непримиримо анти-патриархистская позиция является горделивым осуждением всего русского народа и всей Русской Церкви.
На самом же деле наша позиция является не осуждением, а выражением всех соборных единодушных мыслей и чувств русского народа и всей Русской Церкви, во всех её частях, могущих носить это наименование, как святейшей, непобедимой, борющейся за Господа Тайной её части, так и несчастной, порабощённой, убоявшейся, но духом своим не хотящей порабощения части нашей Церкви.
Мы не выражаем мыслей и чувств только официального возглавления церковного, поставленного богоборческой властью для подчинения себе Церкви, воплощающегося прежде всего в патриархе Алексие. Но его и тех, кто полностью с ним, мы вообще не можем ни в какой мере считать частью Церкви, потому что частью Церкви — Тела Христова не может быть слуга и приспешник богоборчества.
Эта наша органическая связь с Русской Церковью ни в какой мере не обуславливается какими-либо секретными сношениями с недовольными патриархом Алексием, подчинёнными ему клириками или с представителями катакомб.
Если такие сношения и бывали, то они — явление редкое и исключительное. Наша связь с Русской Церковью такова же, какова связь всего интересующегося жизнью на родине Зарубежья: мы внимательно прислушиваемся к тому, что делается там на церковном поле и ловим это любящим слухом из всех доступных нам источников.
Но не в этом ключ нашей органической связи с Русской Церковью-Мученицей, а в том, что мы живём одной жизнью с Ней.
В благодатной церковной жизни эта органическая общность может достигать предельной полноты, но даже и во внешнем светском мире для общности жизнь, а, следовательно, и для возможности представительствовать данное явление, не обязательны внешние сношения с ним.
Отделения Парижской академии в заокеанских странах во время войны годами не имели сношений со своим центральным учреждением, которое могло бы оказаться и разгромленным, а они всё-таки представляли бы собой Парижскую академию. Тем более это верно в жизни Церкви, законом бытия которой является соборное единство и основным свойством — неподчиняемость вечного временному.
Но почему же всё-таки свидетельствование о Тайной Церкви в России, защита Русской Церкви от неправых обвинений, выражение мыслей и чувств Русской Церкви непременно связаны с пребыванием в недрах Русской Православной Церкви?
Почему совершенно так же не может это свидетельствование выполняться какой-либо иной Поместной Церковью, например Константинопольской?
В-первых потому, что каждая нить, связующая нас с нашими страдающими собратьями драгоценна для нас. И чтобы нам выполнять нашу задачу — быть представителями Церкви-Мученицы в свободном мире — нам надо не разрывать связующие с ней нити, а изыскивать и поддерживать их.
Они принадлежат к Русской страдающей Церкви, и мы принадлежим к Ней же, и от Её лица свидетельствуем, что Она не покорилась сатанинской власти, что Она в лучшей своей части верна Христовой правде даже до крови, до мук, до смерти, а претензия говорить от Её имени тех, кто этой правде изменили и участвуют в гонениях на Неё — лжива.
Эта наша принадлежность к страдающей Русской Церкви — не самовольно взятая на себя роль, не просто красивая, но необоснованная претензия.
Это не снимаемая с нас ничем наша обязанность, призвание, возложенное на нас Божией волей в самом том обстоятельстве, что рождены мы не в какой иной поместной Церкви, а в Церкви Русской, и чадами Вселенской Церкви, членами Тела Христова по Божией воле стали во святом Крещении не иначе, как через нашу Русскую Поместную Церковь.
В Церкви нельзя состоять вообще, в нигде. В Церкви обязательно занимаешь своё определённое место: в приходе, в епархии, в Поместной Церкви. И церковные каноны совершенно ясно, никак недвусмысленно воспрещают епископу, священнику или вообще клирику, а в более строгие времена и мирянину, самовольно покидать своё место в Церкви, в частности, свою Поместную Церковь и переходить под власть другого священноначалия без благословения того священноначалия, от которого данный священнослужитель переходит к другому.
Правила, касающиеся этого вопроса:
Апп. 14, 15; I Вс. Соб. 16; II Вс. Соб. 2; IV Вс. Соб. 10; VI Вс. Соб. 39; VII Вс. Соб. 10, 15; Ант. 3, 6, 13, 21; Кар. 32, 65, 67; Двукр. 14, 15.
Это азбучная истина, хорошо известная каждому священнослужителю: уезжая из одной страны в другую, он берёт от своего архипастыря отпускную грамоту, без которой он сам не может перейти к другому епископу, ни другой епископ не может его принять.
То же самое и с Поместными Церквами: на переход под другую юрисдикцию или на образование своей автокефалии они обязательно должны брать благословение Матери-Церкви. При отсутствии же такого благословения, они впадают в схизму, иногда очень длительную и болезненную, как, например, схизма Болгарской Церкви, длившаяся от 1872 до 1945 года, семьдесят три года.
Когда мы уходили из России в 1920 году, на наш вопрос: что нам делать, наше законное церковное священноначалие (Святейший патриарх Тихон со Священным Синодом и Церковным Советом) объединённым актом дали в известном Указе № 362 исчерпывающую инструкцию, как поступить.
Эта инструкция не давала нам права переходить в иные Поместные Церкви, а вменяла в обязанность, подчёркнуто, как непременный долг: старейшему архиерею войти в сношение с прочими, оказавшимися за границей русскими архиереями, на предмет организации высшей инстанции церковной власти для епархий, находящихся в одинаковых условиях.
Это распоряжение патриарха Тихона и всего церковного управления при нём остаётся краеугольным камнем нашего церковного устройства. От обязанности послушания этому велению Русской Церкви нас могло бы освободить только новое веление её законного священноначалия. А такового нет.
Следовательно, по всей силе твёрдых канонических законов мы должны оставаться в составе Русской Церкви на тех же основаниях, какие Ею самой предписаны нам в наших ненормальных бедственных условиях жизни.
Даже если бы мы оказались на территории иной Поместной Церкви, не могло бы возникнуть вопроса о нашем переходе в юрисдикцию этой Поместной Церкви. Мог бы возникнуть лишь вопрос: позволили ли бы нам или нет церковные власти такой Поместной Церкви совершать на их территории богослужения. Но вопроса о переходе под иное священноначалие без благословения своего, даже на общепризнанной территории иной Поместной Церкви, не мог бы возникнуть.
Только когда кончится ненормальный мучительный период гонимости Русской Церкви и явится законная нормальная церковная власть в ней, сможем мы, те из нас, кто захочет оставаться вне пределов территории Русской Поместной Церкви, просить её благословения на переход в другую Поместную Церковь или на образование из частей Русской Церкви совместно с частями других Поместных Церквей какой-либо новой Поместной Церкви. Такова каноническая сторона вопроса.
И как всегда, с ней совпадает и моральная сторона.
Пока Русская Церковь гонима сатанинской властью, ей насущно нужен наш голос, голос её органической части в свободном мире, чтобы свидетельствовать о том, что претензия иерархов, сдавшихся богоборческой силе и ставших орудием в её руках, претензия быть возглавителями и выразителями Русской Церкви — лжива, что кроме этого позора нашей Церкви, наличествует и величайшая её слава: мученический подвиг Тайной Церкви, её исповедники.
Когда же гонение прекратится, когда, и, если Господу угодно будет вернуть нам нормальный строй церковной жизни, тогда отпадёт для Русской Церкви насущная нужда в заграничных ветвях Её, и Она — всегда щедрая и самоотверженная, с любовью предоставит и моральное, и культурное и материальное своё зарубежное достояние соответственным заграничным церковным образованиям.
Итак, и по совершенно точным каноническим основаниям и по моральным причинам не могут русские священнослужители покидать свою Церковь, пока она находится в страшных муках гонимости, и уходить под власть какого-либо иного священноначалия без благословения своего.
Но как же могло случиться, что часть русских священнослужителей, пусть в одной только малой области — тут, во Франции, сделала это? Процесс ухода части Русской Церкви из Её состава описывался нами уже неоднократно. Подробно говорил я об этом и в прошлогоднем моем докладе. Поэтому теперь буду краток.
В 1927 году, когда впервые дрогнуло официальное возглавление Русской Церкви и согнулось перед гонительной властью, Русская Заграничная Церковь отказалась участвовать в сдаче богоборцам церковных позиций и отошла от сдавшегося антихристианской власти митрополита Сергия, и только архипастырь русской епархии во Франции митрополит Евлогий стал на сторону митрополита Сергия, дав ему и поработившей его власти подписку за себя и за всё своё духовенство о невмешательстве Церкви в политику, что должно было означать прекращение всякой борьбы с советской богоборческой властью.
Этим он расколол Русскую Зарубежную Церковь.
Когда же в 1929 году вследствие моральной невозможности для русского архипастыря не принять участие в поднявшейся тогда волне протестов против гонения на христианство в России он нарушил своё обязательство и принял участие в собраниях протеста против религиозных гонений в СССР, митрополит Сергий потребовал его для церковного суда в Москву. Чтобы уклониться от этого суда, митрополит Евлогий обратился к Константинопольскому патриарху, нарушая тем перечисленные выше церковные каноны, запрещающие священнослужителям менять произвольно своё священноначалие, и патриарх Константинопольский, также нарушая эти каноны, принял митрополита Евлогия и его группу.
Но состояние под властью Константинопольского патриарха для русского церковного организма не только антиканонично, оно мешает и делу выполнения нашей основной церковной задачи в Зарубежье: борьбу с клеветой, возводимой на Русскую Церковь в соучастии в деле врагов Божиих.
Патриарх Константинопольский находится в братских отношениях с патриархом Московским, в выборах которого он участвовал через своего представителя. Ему посылает он чрезвычайно дружественные приветствия и послания.
Если бы вся Русская Церковь за рубежом подчинилась бы Константинопольскому патриарху, она вся должна была бы нести ответственность и за эти его действия, она оказалась бы виновной в доли участия в нравственной поддержке Московского патриарха и его страшного дела.
Ту совестливую вдумчивую человеческую душу, которая, как мы ранее говорили, является драгоценнейшим достоянием Церкви, больно заденет не только неправда Московского патриарха, но и позиция патриарха Константинопольского, поддерживающего братские отношения с сотрудником и восхвалителем богоборцев.
В смягчении этого соблазна можно будет сказать, что Константинопольский патриарх, будучи не русским, не имеет той полноты возможности разбираться в сложных русских делах, какой обладаем мы — русские.
Но вдвойне предосудительно с этой точки зрения пребывание в составе Константинопольского патриарха, признающего законность Московского патриарха русского клира, самой своей национальной принадлежностью призванного к полноте ведения русской церковной проблемы.
Участвуя через своё высшее священноначалие в признании Московского патриарха законным возглавителем Русской Церкви, русские клирики Константинопольского патриархата оказываются в замкнутом логическом кругу.
Если они подчиняются патриарху, признающему Московского первоиерарха законным, то законным же его должны признавать и они, но если Московский патриарх — законен, то русские клирики должны подчиняться ему, а не Константинопольскому патриарху.
Если бы вся Зарубежная Русская Церковь подчинилась бы Константинопольскому патриарху, то обличение неправды Московского патриарха ослабело бы и усложнилось бы не только тем, что рано или поздно возглавляющий этот патриархат иерарх неизбежно должен был бы нам приказать прекратить это обличение, но ещё и тем, что такое обличение из недр иной — не Русской Поместной Церкви приняло бы характер внешнего обличения всей Русской Церкви, обвинения её всей, признания невозможности, оставаясь в составе Русской Церкви, не участвовать в тяжких грехах официальной церковной власти.
Нет. Мы — в Русской Церкви. Все её боли, весь её стыд, но и все радости мы принимаем на себя. Стыд наличия патриарха Алексия и его приспешников — это и наш стыд, но за то слава мучеников Российских — наша слава.
В свете всего изложенного нам должно быть понятно, почему всякий призыв нам покинуть наши церковные позиции и перейти на другие, является призывом к совершению церковного преступления и не может быть нами принят, как бы со своей стороны тоже не стремились бы к единению.
Мы не можем оставить наших внешне тяжёлых и бедственных, но внутренне радостных позиций во имя нашего долга перед Богом и перед Церковью, как перед Русской, так и перед всей Вселенской Церковью, перед вселенской церковной историей.
Но как мы уже неоднократно указывали, эта наша абсолютная стойкость в нашей принципиальной позиции совсем не значит, что мы должны с какой бы то ни было враждебностью относиться к прочим церковным группировкам.
Мы не будем относиться с враждебностью ни к кому и бороться будем только с теми, кто является орудием диавольской силы. Московские иерархи и их приспешники являются такими орудиями, и поэтому с ними мы будем бороться, однако при этом и о них будем вседушевно молить Бога, чтобы Господь как можно скорее освободил бы их от страшного порабощения, от ужасающей нас участи быть инструментом в руках богоборческой сатанинской силы.
Мы будем молиться о них словами вдохновенной церковной молитвы, созданной в наши страшные соблазнительные годы: «И отступившим от Тебе и Тебе не ищущим явлен буди во еже ни единому от них погибнути».
Епископ Нафанаил (Львов), 1949 г.
Беседы о Священном Писании и вере и церкви. т. 5, Нью-Йорк 1995.