Каждый Архиерейский Собор Русской Православной Зарубежной Церкви всё с новой и новой силой утверждает факт существования заграницей Православной Руси. Хотя мы не имеем ни своей земли, ни своего правительства, ни тем более своей армии, однако никто уже не может отказать в жизненности этому особому реально существующему русскому организму заграницей.
За сорок с лишним лет жизни русская эмиграция создала свои духовные центры, свои святыни, свои места паломничества, даже свою заграничную лавру, свои культурные центры и свою прессу, и как в былое время на Руси наши люди и отсюда стремятся хоть раз в жизни побывать на Святой Земле. Основная причина такой жизненности коренится в постепенном всё более и более ясном сознании, что мы не являемся эмиграцией ни экономической, ни даже политической, что было бы умалением значения всего нашего исхода, но эмиграцией религиозной. К этому сознанию мы шли очень медленно, потому что многие из нас не сразу могли понять сущность революции в России. Среди политической суеты первых десятилетий эмиграции не всем было ясно, что главный догмат большевиков — это борьба с Церковью Христовой. На этом их догмате строится вся их внутренняя и внешняя политика. Это сознание своего бытия как религиозной эмиграции является не малым духовным достижением нашего зарубежья.
Но Господь нас рассеял, как пшеницу, по всему свету, и мы живём в разных странах, которые оказали нам великодушный приём и гостеприимство. Мы глубоко вошли в их жизнь и разделяем с ними их радости и печали, и нам уместно было бы совершенно объективно рассмотреть всё то положительное и отрицательное, что мы встретили здесь на западе, дабы понять наше настоящее духовное состояние и из этого вывести какие суть наши обязанности и ответственность.
Первое, на что мы обращаем своё внимание — это повсеместно распространяющееся равнодушие к вере в Бога. Наши западные братья-христиане, когда-то создавшие свои крупные религиозные общины и твёрдо придерживавшиеся своих особых верований, теперь с лёгкостью коммерческих фирм объединяются между собой в более крупные общества, совершенно не болея душой за свои религиозные убеждения. Ещё так недавно, каких-нибудь сто лет тому назад, они были готовы умереть за свой методизм, за своё пресвитерианство, евангелизм или лютеранство, а теперь они как бы изжили самих себя, увлечённые ложным лозунгом —объединиться любой ценой. Хотя для Православной Церкви упомянутые конфессии являются еретическими, но для нас милее живая, ревностная душа и убеждённая, хотя бы и в свою неправильную веру, чем совершенно охладевший к своей истине христианин. Безразличие есть духовная смерть, строго осуждённая Богом в Откровении апостола Иоанна Богослова: «Но как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр 3.16).
Только на таком безразличии к истине мог развиться экуменизм и возглавляющий его Мировой Совет Церквей, этот огромный человеческий памятник равнодушия ко Христу. Даже консервативный католицизм пасует перед наседающим безразличием, стремится наскоро создать свой собственный экуменизм как некий буфер, и сдаёт одну за другой свои позиции.
Такая духовная пустота породила двух детищ, бич современного общества: угрожающее количество умалишённых и неподдающиеся контролю случаи самоубийства, которых уже нельзя назвать случаями. Эти два страшные недуга принимают размеры бедствия государственного масштаба.
Современные писатели, глашатаи и выразители человеческих стремлений, ничего утешительного не предлагают своим читателям. Элиот, Дос Пассос, Фолкнер, Саган, Сартр, Хемингуэй отражают в своих произведениях общее настроение пустоты, уныния и безнадёжного мрака. Самоубийство Хемингуэя, этого даровитого и талантливого американского писателя, раскрыло ещё с большей силой внутреннюю тоску современного человеческого общества.
Однако, несмотря на весь этот мрак, мы не можем не отметить положительных явлений нашего времени.
Наше общество безусловно покончило уже со всеми принципами эпохи Возрождения, которая прикрываясь этим красивым словом и под тогой науки откровенно насаждала в Европе древнее язычество, борясь прикровенно с Христианством. Главное направление, которое захватило почти все области человеческой деятельности, можно назвать исканием сущности. В науке это искание сущности материи привело к расщеплению атома, и мы видим, как перед учёными раскрывается необъятная область новых изысканий, которые уже сейчас после исследования протона и нейтрона пришли к созерцанию некой антиматерии. Пока что все эти открытия, не руководимые благодатной Божией мыслью, предназначены больше к разрушению, в лучшем случае к экономическому их применению, но мы не можем не радоваться важному факту, что наука ищет сущности, и при малейшем возможном духовном пробуждении она так легко может смиренно воспринять для своих трудов благодатное вдохновение от Боговидца Моисея.
В искусстве заметно утомление от внешних форм. Устали писать классические греческие линии человеческого тела, устали от классических греческих пропорций; хотят как бы разбить эту человеческую куклу и заглянуть в её внутреннее содержание. Правда и тут современные художники так называемой абстрактной школы, не руководимые благодатной мыслью, предлагают нам уродства, которые скорей похожи на гримасы преисподней, чем на искусство. Однако не забудем, что нашу древнюю икону, в которой наши святые иконописцы давно уже разрешили задачу, как кистью изобразить на доске духовную сущность святых, поняли на западе лучше, чем понимают её многие наши миряне и даже лучше, чем понимают икону многие наши просвещённые церковники и клирики.
В медицинском мире приобретает сильное влияние психосоматическое мировоззрение, по которому не рассматривают больше человека, как некую физиологическую лабораторию, но видят в нём и душу и тело, как две взаимно влияющие друг на друга сущности. И тут, казалось бы, мир так близко подошёл к словам Спасителя: «Вот, ты выздоровел; не греши больше» (Ин 15.14).
Итак, во всех главных областях человеческой деятельности произошли внутренние сдвиги, повсюду огромные перемены. Многие в мире внешне подошли к Истине, ко Христу, и это совершенно независимо от влияния бесчисленных так называемых христианских церквей, но не приняли Его ещё внутренне. И святые апостолы были близки ко Христу, но от такой близости можно стать апостолом Иоанном, апостолом Петром, а можно и предателем Иудой. В мире ещё более мрака, чем света, и мы должны самим себе задать вопрос, что нам делать среди такой мало отрадной картины. Воздевать ли нам руки к небу и думать, что вот всему конец — конец самому времени? Никак нет, потому что мы тогда лишим себя всякого творчества, всякой радости бытия и жизненности, никого никуда не призовём, да никто и не пойдёт за нами. Критерием нашей духовной жизни остаётся по-прежнему наша личная смерть, но ни в коем случае не ожидание конца мира.
Мы не должны и не можем ставить всю нашу повседневную жизнь, весь наш ежедневный подвиг, конкретно и точно протекающий от дня нашего рождения до дня нашей смерти, в зависимости от ожидания никому, даже ангелам Божиим неизвестного дня конца всего и всему.
Не менее опасным было бы для нас возомнить себя единственными праведниками. Как верны мы ни были бы всем канонам, святому Преданию и древним традициям, и установлениям свв. отцов, да не постигнет нас указанное несчастье. Тогда мы уподобились бы кораблю, по данному нам святыми подвижниками образу, переплывшему всё море с драгоценным грузом и утонувшему у самой пристани.
В нашем всемирном рассеянии надо видеть Промысл Божии, распространяющий Церковь Христову во всей вселенной. На наших немощных плечах мы понесли истинную веру Христову во все концы земли.
Христос, Сын Божий, сразу же по Своём воплощении спешит в Египет, можно сказать под видом бегства; идёт в страну прославленную своей древнейшей цивилизацией и полубесовской культурой, туда где может быть больше всего человечество страдало от грехов своих. Господь мог бы уйти с Матерью Своей в пустыню, где Его скрыли бы расступившиеся пред ним скалы как они расступились пред св. младенцем Иоанном Предтечей. Но нет, Господь, по преданию, ночью, тайно и на смиреннейшем из животных, на ослике, как человек бежит в Египет. Преклоним и мы свои смиренные выи под благое иго Христово и понесём свет святого Православия там, где Господу было угодно поставить нас трудиться в жизни сей для прославления Его Святого имени.
(Слово на открытом собрании духовенства и мирян во время Архиерейского Собора 1962 г. в Нью Йорке. «Православное обозрение», февраль, 1963 г.)